"Касси приснилось, что в доме её отца были скорпионы. Его там не было. Она боялась, что жабы, которые были в доме вместе с грибами и скорпионами, отравят её собак. В доме присутствовали несколько мужчин-профессоров, которые сказали ей, чтобы она ушла в тёмную комнату и оставалась там. Она подчинилась, но ей стало страшно. Она не могла там оставаться, запаниковала и судорожно выбралась наружу. Во сне она поняла, что помочь ей некому
...
Она ходила вокруг него на цыпочках и не знала, в какой момент он снова выдаст своё жёсткое суждение относительно неё. Он не давал ни любви, ни заботы, ни наставничества, ни защиты, ни эмоций. Он вызывал только трепет. Она по-прежнему жаждала его одобрения, но он почти не проявлял к ней интереса
...
В свои сорок с небольшим лет она не могла ни найти работу по душе, ни решить, становиться ли ей матерью. Вместо этого она барахталась, работая врачом, как её отец, а её ум был сосредоточен на том, чтобы все делать правильно и получить одобрение"
С. Шварц
В этих отрывках мы видим возвеличивание фигуры отца в сознании детей. Это вызывает у меня ассоциации с тем, как юнгенианцы расшифровывают архетип Анимуса - это собор отцов и авторитетов, у которых на все есть ответ. Но при поверке этого ответа, мы понимаем, что он является лишь защитной реакцией на незнание. Авторитет, всезнание и власть - лишь иллюзия, пропитывающая Анимус. Насколько же надежной на самом деле является фигура отца? Зависит от его осознанности, гармоничности, открытости к критике. А если взять шире, то от его живости
Очень ярко и метафорично отсутствующий отец описывается в мифах:
"Иеффай, один из судей израильских, поклялся принести в жертву любого, кто «выйдет из ворот дома моего
навстречу мне», если Господь позволит ему одержать победу над аммонитянами. Победив их, он вернулся домой, и первой его встретила дочь. Когда Иеффай увидел её и понял, что натворил, он был убит горем, но тут же «обви-нил жертву», упрекнув свою дочь в том, что она стала пер-вой, кого он увидел, вместо того, чтобы винить себя за данный им обет. «Она была у него только одна, и не было у него ещё ни сына, ни дочери. Когда он увидел её, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего! я отверз [о тебе] уста мои пред Господом и не могу отречься»"
Взрослый мир
Традиционно отец должен занимать в семье роль защитника, законодателя, владельца - фигурой, чья власть может подавлять, внося силы порядка, интеллекта и авторитета. Роль отца, как вторичной фигуры, связана с опытом выхода в мир, уходом из дома и от матери.
Если мы опираемся на теорию объектных отношений, то отец по сути создают репрезентацию взаимодействия с внешним миром, так как в детстве присутствует слияние с матерью и она не может восприниматься как полноценный внешний объект. Все последующие отношения связанные с расширением своего влияния и проявленности будут накладываться на первичный опыт взаимодействия с отцом. Чаще всего, это происходит через идеализацию властвующих мужчин, в отношении которых возникает в последующем потребность их психологической кастрации.
Этот объект оказывает непосредственное влияние на жизнь ребенка до тех пор пока он не увидит это деструктивное на него влияние. Ребенок должен реконструировать отравленное Я. Собрать его заново. И здесь мы сталкиваемся с еще одной трудностью. Чтобы сделать это нужно бросить вызов не только себе, но и всему обществу, опыт которого передается ребенку в качестве архетипов или межпоколенческих мандатов